Мне позарез нужно было снять Людмилу Максакову на репетиции тогда еще только зарождающего спектакля "Евгений Онегин". Людмила Васильевна в раздумьях сказала: "Вряд ли Римас разрешит. Даже если я попрошу. Он не любит, когда на репетициях посторонние".
Наша съемочная группа впала в уныние. Решили: мы все равно будем снимать Максакову в интерьерах театра Вахтангова в то время, когда в малом репетиционном зале Римас Туминас будет репетировать "Онегина". А там посмотрим...
Завлит театра, которая симпатизировала нашему оператору (он снимал здесь уже не первый раз), удалось уговорить главного режиссера. "Десять минут. Он разрешил только 10 минут! не подведите!" - напутствовала нас главлит.
Римас Владимирович стремительно шел по фойе. Торопился на репетицию. Недобрым взглядом глянул на нашу аппаратуру, остановился. Я поздоровалась и что-то проблеяла про то, что репетиции люблю больше самих спектаклей. От волнения мой голос дрожал. Он усмехнулся в усы...
Мы снимали два часа, столько времени шла репетиция. Туманис вел себя совсем не так как обычно ведут себя главные режиссеры. Сидел тихонько в кресле и тихим голосом давал указания. Но в зале стояла такая тишина, чтобы даже если бы он шептал - его все слышали.
Потом я смотрела "Евгения Онегина" из зала. Как удалось режиссеру бережно сохранить текст Пушкина и создать совершенно гениальное театральное представление? Кто знает!
В этом - загадка всех великих режиссеров. Как же повезло театру Вахтангова!
Journal information